Не в уездном, а вполне себе в столичном городе N жила-была сладкая N. Работала N музой - на подхвате у всякого там столичного богемного люда.
Про холостяцкую молодость сей дамы джентльмены, потупив взоры, скромно молчат. Но порхала N, словно мотылек, от одной корчащейся в огне творчества мужской душе к другой, щедро даря отдохновение и вдохновение.
Потом вышла замуж за толстого ублюдка-художника. читать дальше
А он в извращенной форме трахал своих натурщиц в ее присутствии, и гонял ее на кухню, чтобы приготовила кофе ему и его дыркам. А потом тихо плакала на моем плече...
Ублюдочность же художника даже была не в его сексуальных пристрастиях. Пока N была рядом, он написал лучшие свои картины, стал баснословно известен, обменял холсты на бабло, и свалил за океан не попрощавшись. На том его везуха и закончилась - говорят, сначала у него были серьезные нелады с тамошним Законом, а сейчас он работает в каком-то гнилом яблоке таксистом.
Потом вышла замуж за высокого урода-писателя. Он был нытик и астеник, писал какие-то заумные и сюрреальные вялые тексты. N, отложив в сторону томик Кортасара и попыхивая сигареткой, просто травила ему байки о своей жизни и жизни своих знакомых. Писатель, открыв рот от удивления, жадно все это конспектировал. Так появился его первый роман о богемной жизни, изданный и мега-популярный. Потом еще и еще - пригламуренное чтиво, стилизованное в соответствии со вкусами и интеллектом "хозяев жизни".
N была против этих текстов: "Они же унижают тебя!" - в слезах кричала она писателю. В ответ тот жестоко избил ее, и, пристегнув наручниками к батарее, продержал на воде и сухарях почти неделю. В течение это недели он почти не появлялся возле нее - гулял в каких-то дорогих кабаках.
Когда он освободил ее, N позвонила мне, чтобы я забрал ее оттуда. Я нес ее, ослабевшую, на руках с 6 этажа. Она плакала без слез, и просила, чтобы я только не мстил ее дорогому писателю. Зачем? К радости издателей, он умер через 4 года сам, передознувшись какой-то гадостью...
Потом, пробыв совсем недолго с известным кинорежиссером, потом совсем чуть-чуть рядом с брутальным исполнителем тюремного шансона, N выскочила замуж за какого-то еврейского мальчика, младше ее лет на пять. На мой придирчивый взгляд, мальчик никакими талантами (кроме чрезмерной наглости) не обладал. Так, всего понемногу: чуть-чуть уроки скрипки в детстве, чуть-чуть посмотрел парочку арт-хаузных фильмов, слегка почитал Бродского и Мандельштама, да и сам по молодости стишки какие-то кропал. Что она в нем нашла?
Мальчик закончил что-то банально-экономическое и потом они укатили в Израиль на ПМЖ. Говорят, там он стал вполне заурядным манагером среднего звена в какой-то фирмочке. Следы ее совсем было потерялись, если бы не эта случайная встреча в аэропорту.
Волосы слегка поредели и потускнели, попа слегка отклячилась, грудь слегка пообвисла... Рождение двоих детей для женского организма - не шутки. Но для своего (нашего!) возраста - она еще очень даже. И только глаза такие же крэзи-зеленые, как и раньше... "Узнал?"
Конечно, узнал. Но не люблю я такие встречи. Боюсь. Не то, чтобы боюсь разочароваться в другом человеке - люди меняются, и это естественно, это их право. Боюсь утратить какие-то свои воспоминания о прошлом. Даже не утратить, а обесценить...
В таких "встречах с прошлым" я становлюсь никаким, болтаю о ерунде, скольжу по поверхности, аккуратно стараясь не зацепиться за что-то по-настоящему важное. Вот и N быстро поняла правила игры, и вот мы уже чирикаем, как два воробушка: о детишках, о работе, о быте, о политике, о погоде... Лепим банальность на банальность.
Мы потрындели часа полтора ни о чем. Потом она улетела, а я остался ждать, видимо, чего то еще от этой жизни... "Прощай"- сказала N, посмотрев мне в глаза долгим, мучительно долгим и терпким зеленым взглядом.
А еще добавила, улыбнувшись: "Подарок. Тебе". Она подошла к стеклянной стене аэропорта и запросто обслюнявив палец, нарисовала на стекле кривенький такой неровный квадратик - рамку картины. Внутри которой жил прекрасный малиново-алый закат, и высокое небо, и далекие огоньки уже погруженного во тьму древнего города... И стало мне сладко и горько от схваченной в рамочку пронзительной Красоты.
...Это была прежняя N...
PS Мы всегда были только друзьями. Тебе, N, посвящается...
